Статья в Archives of Sexual Behavior подписана Эндрю Френсис, экономистом из университета Эмори в США. Почему экономист занялся темой сексуальной революции? Его собственный ответ на этот вопрос дается в пресс-релизе университета: «Люди обычно не рассматривают свое сексуальное поведение как экономическую деятельность, — говорит ученый, — однако такое рассмотрение вполне правомерно, как и в случае с любым другим поведением». Экономика это не только деньги, акции, инфляция и займы. Любое действие, которое требует затрат чего-либо, может быть рассмотрено с экономической точки зрения, пусть даже вместо денег мерилом затрат выступят душевные силы, время или риск заражения смертельно опасной инфекцией.
Сифилис вплоть до XX века был даже более опасен, чем современный СПИД. Лекарств против него фактически не существовало (разве что соединения ртути, но пациент рисковал умереть от отравления, да и эффективность была сомнительной), а заразность сифилиса такова, что риск подцепить болезнь после одного полового акта достигает примерно 30%. ВИЧ, для сравнения, передается с вероятностью в сто раз меньше; неудивительно, что беспорядочные половые связи были сомнительной радостью для большинства здравомыслящих граждан.
Но вот открыли пенициллин и одновременно началась Вторая Мировая война. Армейское командование в США, посчитав примерный урон от сифилиса и сообразив, что он сопоставим с потерей нескольких авианосцев, приказало медикам начать войну на венерологическом фронте — по стране расклеили плакаты, призывающие сдавать анализы и обращаться к врачу (один из таких вы видите ниже). А так как пенициллин еще радикально увеличил шансы на выживание раненых в госпиталях, то и фармакологи озаботились задачей массового производства антибиотика. Производство наладили, массовое и при этом радикальное лечение сифилиса стало реальностью, война кончилась… что за этим последовало?
Если использовать экономические термины — цена беспорядочного секса резко упала. Единственным препятствием осталась разве что вероятность незапланированного зачатия, но какое это имеет значение при, скажем, анальном сексе? Да и календарный метод — пусть не самый надежный, но зато доступный — никто не отменял; в 1950-х жители США стали экспериментировать со своей сексуальной жизнью намного активнее.
Доказательством этому, как пишет Френсис, выступает статистика по числу внебрачных детей, подростковых беременностей и, главное, числу случаев гонореи. Сифилис довольно быстро превратили в редкое заболевание, а вот гонорея никуда не делась. Она, напротив, стала встречаться чаще, хотя и не представляла столь страшной угрозы, гонорею уже тоже умели лечить к этому моменту.
В 1960-х и риск нежелательной беременности снизился благодаря появлению гормональных средств… и вплоть до рубежа 1980-х годов все было безоблачно. А потом пришел ВИЧ — но это уже совсем иная история. Хотя Френсис и указывает на то, что уже в наши дни ряд исследований показал увеличение рискованного поведения в ответ на рост эффективности противовирусной терапии. Вероятно, что когда с ВИЧ наконец-то справятся, мы снова переживем очередную волну сексуальной революции — беспорядочным сексом будут заниматься чаще.